Рассказ основан на фактах из жизни моего деда Бушмакина Сергея Григорьевича, который родился и жил в д. Горбуши Верховойского прихода, Таранковской волости, Нолинского уезда.
Печь перегородила большую избу на две части. Сергий сам с братьями бил эту печь из глины. А сейчас старик Сергий лежал за печью на деревянном топчане, именуемом кроватью. Ржаная солома в домотканом матрасе поистерлась, и он стал тощим. Все кости у деда ломило, гудели ноги.
Бесновался за стеной февральский ветер, бросал в окна снег, наметал косые сугробы. На печи вздыхала старуха. Внучки и младшая дочь посапывали на полатях.
Старик не спал в эту ночь, как и в предыдущие ночи. Натужно кашлял, мерз, тянул на себя тулуп, чтобы согреться. На печь он уже подняться не мог. Расхворался дед не на шутку. Просил отвезти в больницу, но молодушку послали в Медведок за горючим.
Вчера заходил Захар, председатель колхоза, его одногодок:
- Обожди маленько, Григорьич, ить сам знаешь, только Аннушку посылаем в Медведок, и кобылка за ней закреплена.
Сергий чуть-чуть согрелся под тулупом. Тяжкие думы одолевали его. Надо бы другую избу ставить, эта совсем прохудилась. Да кто возьмется за это дело. Война, будь она проклята. Три сына на фронте. От Степана среднего, одно письмецо и было. Пришла похоронка. И где ж его могилка, никто не знает. Младший Санко – на Дальнем Востоке. В письме прописывал, что учился на политрука. Да и то, учеба ему давалась легко: перед войной закончил 10 классов. Взяли его в Красную Армию, не успел отслужить положенный срок, как Гитлер напал. Так и не бывал Сан дома.
Старший – Матвийко, ранен да контужен, написал из госпиталя. Может, доведется повидаться. Сулили Матвея-то отпустить на побывку после лечения.
Все война перевернула. Дочь Ольгу выдали замуж в соседнюю деревню. Зять Иван так и не узнал о рождении дочери. Убили его в первом же бою. Одна теперь Ольга. Повыла, повыла, а жить-то надо.
…На рассвете старик задремал. Приснилась ему первая жена Устинья. Веселая, жнет рожь серпом на своей полосе. Светлая коса все время падает на грудь, мешает. За эту косу да за статность приглянулась ему Устинья.
Отец давно приступал к сыну:
- Женить тя, парень, надо. Пора гнездо свое вить. Вон Евдокея справная девка, работящая…
Сергий никогда не перечил отцу, а тут уперся:
- Сватайте Устинью!
Отец горяч был, схватился за веревку, но увидев в глазах сына непреклонность, остыл, согласился. После Покрова сыграли свадьбу.
Двух сыновей и дочь родила ему Устинья. Но короток бабий век. Захворала она, да и померла.
Овдовел Сергий в 40 лет. Не один год промаялся без Усти. Жены братьев ругались: «Женись, надоело нам возиться с твоей семьей!». Ездил однажды на мельницу, подсказали ему мужики, что в Киселях вдова есть бездетная, Александрой зовут. Высватали они с братом Олешкой Саню.
…Старуха завозилась на печи, спустилась, решила затоплять печь, светает уж.
Сергий очнулся, позвал жену:
- Саня, кваску бы…
- Дак какой квас, солоду-ту уж год как нет.
- Может у Тимихи есть, попроси!
- Ой, старик, картошки у Тимихи мало, а ты про солод. Карина-то у ее сколь, всем ись надо.
- Сейчас закипит вода, напарю тебе мяты.
Старик притих в своем углу, поглядывая на Саню. Сын и дочь народились у них. Дочь дома - в колхозе работает, хоть подросток еще. А с Санком уж не повидаться.
Старуха передвигалась по избе, опираясь на палку. Правая нога не сгибалась – упала в хлеве, повредила колено. С тех пор хромает. Ах, как в молодости она – Саня-Сержиха, плясала, в «три ноги»! Никто в деревне так не умел!
Саня подняла дочь, отправила в хлев к корове с пойлом. Между тем сварилась картошка. Старуха замесила тесто из картошки, сухих клеверных головок, добавила ржаной мучки, накатала сочней, посадила в печь.
Надо бы молочка старику, да корова не доит, отелится уж весной. «Схожу к куме, может, нальет хоть стакан молочка», - подумала она.
- Сергий, - позвала Саня. – Попей-ко водички с мятой. Напрело баско.
Старик взял кружку, отпил (тепло разлилось по телу), откусил травяного сочня, но еда не шла в горло.
- Помру я, Саня. Ты прости меня, крут бывал.
- Ну-ну! Бог простит. Поживешь ишо! Потерпи!
Картины жизни одна за другой мелькали в голове Сергия. Вот он молодой и сильный, возвратился со службы в царской армии, кавалеристом был. Крестьянин, он любил лошадей, умел с ними обращаться. Служил коневодом у генерала. Благодарность имел от командования.
Бумагу эту он бережно хранил, дома вставил в рамку. Потом, когда стали организовывать колхозы в 30-ом году, узнали про эту благодарность сельсоветчики. Приказали сжечь сейчас же «генеральскую писанину», иначе разорят хозяйство. Генерал-то оказался среди белых в Гражданскую войну. Подчинился Сергий, а потом ночью плакал.
В колхозе Сергий с братьями мастерили колеса к телегам. Ступицы и пальцы делали из березы, ободья гнули из черемухи, потом опоясывали их в кузне железом.
Частенько Сергий заглядывал на конюшню, проверял свою лошадку, сданную в колхоз. А вдруг стерла она кожу под седёлком или сбила ноги?... Приносил ей ломтик хлеба. Наследка съедала угощение, терлась о плечо, а у Сергия сердце сжималось от жалости.
…Саня поставила к загнетке чугунок с калегой. Упреет, все еда, какая-никакая, муки-то совсем мало осталось. На полатях зашевелились внучки.
- Ба-а-б, надо в школу собираться?
- Нет, сидите дома. Экая вьюга, занесет ишо в поле. Вот воды с ключа надо как-то принести.
…Сноха приехала к вечеру. На другой день отвезла свекра в земскую больницу. Но недолго прожил старик, не помогло скудное лечение.
Гроб две недели стоял на мосту (в сенях). Ждали старшего сына. Саня причитала над гробом по несколько раз в день, но надо было жить, надеяться.
Матвею все-таки дали отпуск после ранения. В холодный мартовский день он хоронил отца.
Впереди были еще два тяжких военных года.
* Карино - диалектное слово, так называли маленьких детей в деревне.
Заря. - №31. - от 16 апреля 2016 года.
В. ЗАШИХИНА, с. Ошлань. (При использовании статьи ссылка на источник: http://bogorodskoe-zaria.ru/main/litaratura/1308-starik-sergiy-rasskaz.html обязательна)
